Page 86 - "Двадцать дней без войны"
P. 86

Двадцать дней без войны

                         — А я подумала, что вы будете до третьего, раз работа до второго. «Вот как все
                  глупо», —сказала она печально. — Мне легче было решиться не видеться с вами на Новом
                  году, пока я думала, что еще два дня впереди. Ну да все равно, я уже решила.
                         Сказала эти последние слова уже не ему, а себе. И кивнула сама себе — подтвердила.
                  Потом остановилась и спросила:
                         — Я-то в валенках, а вы в сапогах. Вам-то не холодно?
                         — Ничего, я на два шерстяных носка. Да и не так уж тут холодно.
                         — А портянок не носите?
                         — Не ношу. Так и не научился подвертывать.
                         —  Мой  муж  тоже  носки  носил,  хотя  им  портянки  выдавали,  но  они  бабушке  на
                  тряпки вручались. А ремень остался с довоенного времени и, как видите, пошел в дело.
                         Может  быть,  она ждала,  что  он  спросит  ее о муже,  но Лопатин не спросил, шел
                  молча, продолжая держать ее за руку.
                         — Владелец ремня жив и здоров, служит в армии, но пока не воюет, пока на Дальнем
                  Востоке,  —  сказала  она,  пройдя  несколько  шагов.  —  Уехал  в  начале  сорокового  года
                  отсюда,  из  Среднеазиатского  округа,  туда  строить,  как  я  понимаю,  укрепления  —  он
                  военный инженер. Предполагалось, что обживется там, на месте, и вызовет семью. А потом
                  не вызвал, дал мне вольную. А я в свою очередь ему. С тех пор мы здесь сами по себе, а он
                  там сам по себе.
                         — Женился?
                         —  В  конечном  итоге  женился.  После  того  как  я  вместо  заявления  в  партбюро
                  написала ему, что  может  на все четыре стороны...  Война как-то  сгладила, а тогда была
                  ужасно зла. Не люблю, когда водят за нос. Разные бывают "жди меня! ", бывают и такие.
                         Вы, по-моему, правдивый человек?
                         — По-моему, да, — сказал Лопатин. — В принципе, да.
                         — Так вот, объясните мне, как это там у вас на фронте происходит; одной рукой
                  письма домой, а другой... Только не думайте, я очень хорошо понимаю и даже знаю, что
                  здесь у нас истосковавшиеся, исстрадавшиеся да просто иногда готовые с ума спятить от
                  одиночества женщины часто возводят напраслину на тех, кто там, на фронте... И все-таки
                  там очень много всего этого, разве не так?
                         — Не так, — сказал Лопатин.
                         — А как?
                         — А так, что я, например, почти не сталкивался с этим. Оговариваюсь, не знаю, во
                  время затишья и в тылах, может быть, всего этого больше и даже гораздо больше. А когда
                  бои — кто может этим заниматься? Кому до этого? Бывает, конечно, но я очень редко видел,
                  чтоб людям на передовой и поблизости выпадало на долю такое счастье, очень редко.
                         — А вы все-таки считаете это счастьем?
                         — Все-таки считаю счастьем. В исполнении желаний, если они обоюдные, все-таки
                  всегда есть доля счастья.
                         — А как у вас у самого за полтора года войны, бывало, с этой долей счастья?
                         — На фронте — никак. Никогда и никак. Не так все это на фронте, понимаете вы, не
                  так, как думают здесь ваши исстрадавшиеся женщины, о которых вы говорите.


















                  86
   81   82   83   84   85   86   87   88   89   90   91