Page 96 - "Двадцать дней без войны"

Двадцать дней без войны

он никак не может сегодня отцепиться. Все возвращается и возвращается к ней, хотя,
казалось бы, сегодня, в этот новогодний вечер, с этой женщиной, на улицах этого далекого
от всех фронтов города естественней было бы говорить о чем-то другом.
Они были уже недалеко от дома, где жил Вячеслав Викторович, и Лопатин, занятый
своими мыслями, только мельком, как на вдруг возникшее механическое препятствие,
взглянул на шедшего им навстречу и остановившегося прямо перед ними высокого
человека. Человек резко остановился и так же резко, метнувшись дальше, остался у них за
спиной.
Что-то произошло, но Лопатин так и не понял, что, и вопросительно посмотрел на
женщину, продолжавшую идти рядом с ним, держа его за руку.
— Что? — непроизвольно спросил он.
— Ничего, — она повернула к нему свое спокойное лицо. — Думаю над тем, что вы
мне говорили. А что? — в свою очередь спросила она.
— Нет, ничего.
Он посторонился, чтобы пропустить двух женщин, несших вдвоем тяжелую
кошелку и занимавших весь тротуар, и, посторонившись и взглянув на дом, мимо которого
они шли, сообразил, что еще тридцать шагов — и будут ворота, ведущие во двор к
Вячеславу.
— Вот мы и пришли, — сказал он так растерянно, что она улыбнулась.
— Если вам нравится со мной ходить, можем в будущем году, завтра, повторить. Я
зайду за вами на студию, и мы пойдем пешком до моего дома. Это от студии в ту сторону
столько же, сколько мы сегодня шли в эту. Я зайду за вами в семь часов — раньше не смогу
из-за работы, — а если вы еще не закончите, подожду вас, как сегодня. А вы отпроситесь у
своего Вячеслава на весь последний вечер. Он отпустит, он добрый! Можете сказать, что
идете ко мне, а можете не говорить — как хотите! Могу и сама зайти к нему, отпросить вас.
— Она улыбнулась.
— Ничего, сам управлюсь, — сказал Лопатин.
Она говорила о завтрашнем вечере, а он думал о том, куда и с кем она пойдет сегодня
на Новый год.
Они остановились и стояли у арки ворот. Она отпустила его руку и, посмотрев на
него, сказала:
— Я длинная, но вы все-таки выше меня.
— Вы теперь к Зинаиде Антоновне? — спросил Лопатин.
— Да.
— Можно, я провожу вас до нее?
— Нет, — сказала она. — Теперь я уже не пойду, а побегу, все мое время вышло. А
бегать я люблю одна! Я провожу вас сама до вашей двери, а потом побегу проходными
дворами. Пошли, а то некогда.
Она крепко взяла Лопатина под локоть.
— У вас мужские замашки.
— Самое смешное, что вы правы, — сказала она. — И началось уже давно. Еще когда
я училась в институте, я страшно любила платить за наших мальчишек, когда мы ходили
куда-нибудь — в театр, в кино — или ели мороженое. Старалась платить хотя бы через раз.
До смешного радовалась этому, готова была себе в новых чулках отказать.
Они остановились у двери Вячеслава. Две выщербленные каменные ступеньки и
дверь, когда-то обитая клеенкой, от которой остались только застрявшие на гвоздях
лохмотья пакли.
"Да, неподходящее место для объяснений", — подумал он и, зная, что уже не спросит
этого вслух, все-таки мысленно, впервые не на "вы", а на "ты", спросил:

96