Page 366 - Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., АСТ.1989.
P. 366

Политические           успехи       были      достигнуты          не     вследствие
                пассионарного  избытка  в  Киеве,  а  за  счет  спада  пассионарности  в
                прочих  городах,  из  которых  Киев  высасывал  энергичную  молодежь,
                но, конечно, не всю. А в столице, как в любом большом городе, темпы

                аннигиляции  были  гораздо  выше.  Такой  энтропийный  процесс
                неизбежно  должен  был  привести  к  сближению  энергетических
                уровней столицы и уделов, и тогда преимущество столицы исчезало,
                поводы  для  единения  страны  терялись,  что  сулило  в  недалеком
                будущем  распад  политической  системы  даже  при  сохранении
                этнического и идеологического единообразия. В социальном аспекте
                этот  процесс  называется  «феодальной  раздробленностью»,  но  при

                рабовладении и капитализме было бы то же самое. Старость системы
                — явление природы, и от нее никуда не деться. А этнос — система,
                как  организм  или  сверхновая  звезда,  и  так  же  подвластен  законам
                природы.  Несколько  сложнее  проблема  культуры  —  феномена
                антропогенного. Не пожалеем сил, чтобы прояснить и этот вопрос.
                     Принято считать, что византийская культура, полученная вместе с

                христианством,  противопоставлялась  «примитивности  и  анархии
                строя      славянских         племен       предшествующего            доисторического
                периода».    [685]
                     Так, П. Муратов в 1923 г. писал: «В ряду других народов мы взяли
                на  себя  историческую  роль  ученичества.  Как  ученики  цивилизации,

                мы  приняли  христианство  и,  как  ученики  индустриальной  Европы,
                стараемся  теперь  усвоить  социальный  материализм  (!  —  Л.Г.).  Две
                русские художественные истории также обусловлены двумя страдами
                нашего  ученичества:  древнего  —  у  Византии  и  нового  —  у  Европы
                XVIII  в.  …И  древняя  Русь,  и  новая  Россия  приняли,  каждая  в  свой
                черед, чужеземное искусство в тот момент, когда оно достигло высшей

                точки  развития  (Византия  Комнинов)  или  стало  даже  клониться  к
                блистательному  упадку  (Европа  XVIII  в.).  Русская  художественная
                история  никогда  не  знала  поэтому  веяний  искусства  архаического,
                иначе говоря, искусства, завоевывавшего свою форму и свои средства
                выражения. Русь древняя и новая Россия не участвовали в сложении
                некоей  возникающей  художественной  традиции,  но  как  та,  так  и
                другая жили великой, уже сложившейся вне их традицией».

                     Здесь изложена концепция, которая в начале XX в. представлялась
                столь  несомненной,  что  стоял  вопрос  о  том,  можно  ли  вообще





                                                            366
   361   362   363   364   365   366   367   368   369   370   371