Page 188 - Наше дело правое

пятидесяти пяти. Воевать всегда было проще, чем править.

— Иди, — повторил василевс, — уже за полдень, а тебе следует
одеться, как положено жениху. Завтра можешь отдыхать, а послезавтра
съездим к отцовской усыпальнице и по дороге все обсудим.
— Как скажешь.
Обремененная множеством колец рука повернула бронзовую
виноградную гроздь, убирая одну из казавшихся незыблемыми плит. К
владыке входили в одни двери, но уходили разными дорогами. Придворные
не знали, сколько длятся аудиенции, а посетители — кто их встретит на
обратном пути и куда этот путь приведет. Выход через галерею Леонида и
Нижний сад по праву считался лучшим.
— Я знаю, что армия любила Стефана больше, чем меня, — внезапно
произнес Андроник, — но его смерть меня не обрадовала.
Георгий промолчал. Брат никогда не радовался чужим смертям, но,
если полагал нужным, убивал без колебаний. Будь василевс иным, на этой
террасе стоял бы другой человек. Скорее всего, Фока Итмон. Георгий
слегка промедлил, ожидая, не возжелает ли повелитель положенных по

этикету почестей, но тот уже кормил птиц, беспечно повернувшись к гостю
спиной. Что ж, Георгий Афтан был последним, кто желал смерти
Андронику. Или нет, последней была София…

2

Узкий потайной коридор, знакомая с детства дверь, что открывается
лишь изнутри, легкий щелчок, и вот она, Леонидова галерея, даже в
полдень освещенная серебряными светильниками. Здесь все так же пахнет
пряными курениями, а не изведавший поражения полководец горячит
серого коня, увлекая за собой гетайров, надевает царский венец, смотрит на
поверженного Оропса, посылает на казнь осквернителя чужой могилы…

Когда-то Георгий часами любовался богоравным героем, да и теперь
походы Леонида влекли сильней столичной ерунды. О том, что небрежение
политикой, Анассеополем и собственной жизнью раз за разом спасает эту
самую жизнь, брат василевса не думал. Георгий вообще находил
размышления утомительными, принимая положенные ему почести с
наследственным равнодушием, готовым в любой миг взорваться
необузданной яростью. Тоже наследственной.
Десять гладких, как зеркало, мраморных плит, мозаики с вещими
элимскими птицами, снова мрамор и снова мозаики… Маленький Георгий