Page 192 - Наше дело правое
P. 192

успокаивали мечами и стрелами три дня. С тех пор наемников держали в

               лагерях за полноводным Стримоном, пропуская через Порфировые Врата
               поодиночке и без оружия, только зачем ходить в город, если город идет к
               тебе?
                     Ушлые купцы, харчевники и девицы потянулись на «дальний берег»,
               поближе к наемничьим лагерям, благо денежки у вояк имелись в избытке.
               Василевсы  платили  за  добрый  меч  и  верный  лук  не  просто  хорошо,  а
               слишком хорошо. Во всяком случае, воевода росков Василько Мстивоевич,
               полжизни  служивший  «великому  князю  севастийскому»,  предпочел  бы,
               чтоб Андроник Никифорович был поприжимистей.
                     Когда у воина заводятся деньги, его тянет их прогулять. Когда у воина
               заводится  много  денег,  его  начинает  тянуть  домой.  Добрая  половина
               роскской дружины подалась в Севастию за серебром на дань поганым да на
               обзаведение  своим  двором.  Обычно  на  это  уходило  лет  семь,  но
               намтрийский  поход  изрядно  проредил  росков,  а  князь  заплатил  мертвым
               как живым, живым же дал на четверть больше, чем по уговору.
                     Деньги  погибших  воевода  разделил  честно,  никто  не  обиделся.

               Серебра хватало и от саптар откупиться, и свадьбу сыграть, вот без малого
               две сотни из вернувшихся шести и наладились по домам. Они еще были
               рядом, чистили коней, чинили одежду, правили доспехи, а в мыслях своих
               уже  плыли  на  север.  Конечно,  по  весне  объявятся  новые  охотники  за
               динариями, только когда еще новички пообтешутся… Приходят чужаки на
               время, а отпускаешь родных навсегда!
                     Василько  Мстивоевич  угрюмо  цыкнул на приблудившегося к роскам
               пса, проверил коновязь, перекинулся словечком-другим с часовыми и встал
               в  распахнутых  до  захода  воротах.  На  душе  было  муторно,  как  бывает  в
               ожидании разлуки. Муторно и душно, ровно перед грозой.
                     За  спиной  шумел  давным-давно  ставший  родимым  домом  лагерь,  а
               перед  глазами  блестела  водная  ширь,  за  которой  вздымались  зубчатые
               стены  Князь-города.  Такие  б  вокруг  Резанска,  то-то  бы  поганые  зубы

               пообломали! И ведь не видел Василько Мстивоевич ни Резанска, ни саптар
               без  малого  тридцать  лет,  а  как  вчера  все  было!  Бегущий  по  полю
               белоголовый  мальчонка,  пара  всадников  на  лохматых  степных  лошадях,
               занесенная  плеть,  хохот,  сорвавшийся  в  галоп  Орлик,  свист  меча,
               ненавистная саптарская кровь и радость! Неистовая, разрывающая грудь…
               Вот они, поганые, лежат под копытами и не дышат!
                     Василько  не  враз  понял,  что  домой  ему  хода  больше  нет.  Спасибо,
               случившийся на дороге старик тропку тайную на юг указал, да не простую,
               а через Вдовий бор. Туда не то что саптарва, свои не совались!
   187   188   189   190   191   192   193   194   195   196   197