Page 225 - Наше дело правое

высокого, справедливого, град Тверень открывает свои врата и вручает себя

в полную власть его, — произнес боярин по-саптарски церемониальную
фразу. Хорошо еще, никто из старшей дружины не расхохотался от
упоминания «мужа тысячи кобылиц». Роскам такое — поношение одно, а
ордынцам — честь. Поди ж пойми их…
Лицо темника не дрогнуло.
— И просит град Тверень принять дары наши скромные. А князь наш,
Арсений Юрьевич, ждет дорогого гостя в тереме своем, где уже и столы
накрыты, и пир готов, — продолжал Обольянинов на чужом, гортанном
языке, оставив не у дел надувшегося толмача с бегающими глазками.
Дружинники молча подходили, кланялись, складывая на снег у копыт
темникова коня тверенские богатства.
Шурджэ на них и не взглянул.
И не удостоил Обольянинова даже словом. Лишь коротко взглянул на
толмача и едва заметно кивнул — давай, мол.
— Непобедимый Шурджэ, бич степей, велел мне сказать, что
принимает дары именем хана высокого, справедливого. И еще велел мне

сказать непобедимый Шурджэ, что вежество истончилось в Тверени — с
каких это пор гостям дары подносят бородатые мужики?
Кто-то из дружинников что-то буркнул, но товарищи вовремя пихнули
его локтями.
— Где красные девы, коими так славен был град сей? — распинался
залессец. — Разве так встречают ханского посла, тверенич?
Сперва дружинников «мужиками» назвал, теперь боярина —
«твереничем»… Обольянинов скрипнул зубами.
— Устрашены грозным видом воинства ханского. — Анексим
Всеславич заставил себя поклониться еще ниже. — Пусть непобедимый
темник не гневается на неразумных…
На сей раз Шурджэ соизволил ответить — сквозь зубы, глядя куда-то в
пространство и так тихо, что Обольянинов, неплохо зная саптарский, не

разобрал ни слова.
— Непобедимый темник говорит, что не намерен пререкаться с рабом
коназа тверенского, — роск-толмач намеренно исковеркал титул Арсения
Юрьевича, произнеся его, как говорили ордынцы. — Дары примут его
воины. А себя он требует препроводить туда, где оный коназ предстанет
пред взором темника.
Не дожидаясь ответа, Шурджэ послал коня вперед. Не приземистого
степного лохмача — стройного, широкогрудого красавца, впору хоть
Юрию-Победоносцу. Засмотревшись на вороное диво, Обольянинов едва