Page 300 - Наше дело правое

понять, не надо быть великим стратегом, достаточно здравого смысла и

смелости, которой у твереничей с избытком. Другое дело, что вынудить
врага принять бой на своих условиях еще не значит победить. Георгий с
ходу назвал бы десятки сражений, начинавшихся, как задумано, и с треском
проигранных, а вот победы над заведомо сильнейшим противником можно
перечесть по пальцам. И все-таки шанс у темноволосого князя был. Один
из дюжины, но на Кремонейских полях не имелось и такого.
Вряд ли Арсений Тверенский думал о Леониде, а Култай — осознанно
шел по следам Оропса, но и роск, и саптарин были опытными воинами и
умными людьми. И еще они несвободны, особенно Култай. На всех своя
узда и свои поводья. Одни — для варваров, другие — для авзонян, третьи
— для севастийцев…
Василевс несвободен не так, как крестьянин, а динат иначе, чем
стратиот, но связаны все. Обычаем. Гордостью. Совестью, наконец, хотя у
повелителей не совесть, а долг. Хан не мог не послать на Тверень армию и
не мог вручить ее не Култаю. Прославленный темник не мог ни проиграть,
ни выказать слабость, ни нарушить неписаных законов, которых у

кочевников не меньше, чем постов у авзонян и примет у росков. И Култай,
и Арсений были обречены на сражение, но тверенич мог выбирать место и
время — и выбрал. Благодаря саптарской несвободе.
По законам Великой Степи наглость перешедшего межевую реку
данника карается немедленно, чем мятежный князь не преминул
воспользоваться. Он не стал прятаться, обороняться, ждать, а дерзко
выступил навстречу Орде. С точки зрения хоть стратегии, хоть тактики —
безумие. Култай получал возможность обойти на три четверти пешую рать
по широкой дуге, оставить в тылу и обрушиться на беззащитные роскские
города, только эта возможность была миражом. Хан, не засидевшийся в
Юртае хан-василевс, но хан-вождь, хан-полководец еще мог бы удержать
своих богатуров, но не темник, которого жаждут оттеснить такие же
темники.

Култаю не избежать своей судьбы, как и Арсению. Все было решено,
едва на тверенский снег рухнул первый ордынец. Тверенич не начинал
войны, князя в нее швырнуло, как швыряет в реку. Можно плыть по
течению или против, не плыть нельзя…
Георгий перевернулся на спину и принялся разглядывать облачные
горы. Метелки трав склонялись к самому лицу, стрекотали кузнечики,
равнодушно согревало землю солнце. Ровный ветер дул с Кальмея,
отбрасывая звуки и запахи саптарского лагеря назад, в степи, и он же
доносил ржанье и гортанные выкрики — неподалеку от облюбованного