Page 304 - Наше дело правое
P. 304

голову  сложить,  ни  новому  василевсу  служить.  И  вот  теперь  Олексич

               ворошит прошлое, а старик с волчицей — будущее…
                     — Да не торчи ты, ровно дуб во поле, — буркнул воевода, — в ногах
               правды нет. Прости, что в душу лезу, только не Болотича же спрашивать, а
               сам  я  далеко  глядеть  не  приучен.  Где  поставили,  там  и  стою.  Это  ты  со
               Степаном  Дмитриевичем,  царствие  небесное,  знался,  так  скажи,  возьмут
               саптары верх? Что лыбишься, не до смеха!
                     — Угадал ты с вопросом, стратег, — перешел на элимский Георгий, —
               вот  и  стало…  смешно.  Я  только  и  делаю,  что  о  завтрашнем  сражении
               думаю. У росков не самое безнадежное положение, бывало и хуже. Место
               они выбрали хорошее, покойный Стефан его бы тоже не упустил. Саптарам
               тяжко придется. В Намтрии мы похоже сыграли.
                     —  Щербатый  баял,  хорошо  ты  хана  приложил,  —  оживился  Борис
               Олексич,  —  да  и  наши  неплохи  были.  Поганые  по  уши  увязли,  а  тут  и
               Степан Дмитриевич подоспел. Одна беда, птениохов поменьше было, чем
               теперь саптарвы.
                     —  Скорее,  нас  больше  оказалось,  —  уточнил  севастиец,  вспоминая

               уже ставший далеким день. Стефан, как и тверенский князь, сумел навязать
               врагу битву. Птениохи бросились на показавшуюся им небольшой армию,
               не  подозревая  о  скрытой  в  холмах тяжелой коннице, и  угодили в мешок.
               Повезло и с ханом, вздумавшим лично участвовать в атаке, но кочевников
               опрокинули  бы  в  любом  случае.  Птениохи  были  обречены  с  той  самой
               минуты,  когда  поверили,  что  им  противостоят  лишь  наемная  пехота  и
               немногочисленная  легкая  конница.  Саптары,  принимая  бой  на  берегу
               Кальмея,  все  равно  оставались  в  большинстве.  Олексич  это  понимал  не
               хуже Георгия. Улыбка воеводы погасла, лицо вновь стало хмурым, чтобы
               не сказать злым.
                     —  Значит,  одолеют  проклятые,  —  буркнул  он,  словно  стоял  за
               твереничей, а не против их. Георгий опустил глаза. Остаться без имени и
               без  дома  невесело,  но  прикрывать  в  бою  извечных  врагов,  заявившихся

               жечь твою землю… поднять меч на тех, кто защищает не только свой дом,
               но и твой… Вряд ли измыслишь судьбу страшней, и неважно, что решал не
               ты, а твой князь, василевс, царь, — праведную кровь проливать тебе! На
               Кремонейских  полях  тоже  были  элимы,  чьи  цари,  подобно  Болотичу,
               поспешили принять сторону сильнейшего.
                     —  Гисийская  фаланга  повернула  копья,  —  пробормотал  Георгий,  но
               воевода думал о чем-то своем и не расслышал. К счастью.
                     Роск  угрюмо  крутил  в  руках  серебряный,  с  княжьего  стола,  кубок,
               севастиец  пытался  отстраненно,  как  Феофан,  прикинуть  исход  битвы.  К
   299   300   301   302   303   304   305   306   307   308   309