Page 305 - Наше дело правое
P. 305

сожалению,  Георгий  слишком  мало  знал  о  твереничах  и  слишком  живо

               представлял  Болотича.  В  Юртае  залесский  князь  улыбался  так  же,  как
               вышедший  от  Андроника  Фока  Итмон.  Тогда  брат  василевса  не  разгадал
               этой улыбки, ему просто стало муторно. Теперешний изгнанник понимал
               все:  Гаврила  Богумилович  предвкушал  победу.  Легкую  победу  над
               угодившим  в  ловушку  соперником.  И  неважно,  что  вместе  с  Тверенью
               сгорит половина Роскии, главное, Залесск станет первым. На пепелище.
                     Воевода чихнул и с ненавистью отбросил жалованный кубок. В доме
               бы  зазвенело,  но  стенка  шатра  и  земля  приглушили  звук.  Георгию  тоже
               захотелось  что-нибудь  швырнуть,  выплескивая  неожиданную  ярость,  но
               ничего  подходящего  под  руку  не  попало.  Оставалось  гнать  навязчивое
               видение,  в  котором  на  разбитые  башни  Анассеополя  карабкались
               «гробоискатели», внизу гарцевали птениохские лучники, а за их спинами
               маячили  стяги  Итмонов.  Чушь!  Этого  не  было,  и  этого  не  будет.
               Анассеополю стоять, пока помнят Леонида, а его будут помнить вечно.
                     — Я тверенич! — внезапно проревел Борис Олексич, и севастиец от
               неожиданности  вздрогнул.  Он  ни  разу  не  думал  о  своих  нынешних

               знакомцах  как  о  твереничах,  вележанах,  невоградцах,  они  были  просто
               роски. Разве что Никеша со своим Дебрянском…
                     —  Удивил  я  тебя?  —  неправильно  понял  молчание  воевода.  —
               Думаешь,  один  ты  у  нас  род  свой  прячешь?  Не  поставил  бы  Болотич
               тверенича  воеводой,  вот  я  и  сказался  плесковичем.  И  чего  было  не
               сказаться? За тридцать годков в ваших краях я и сам позабыл, чьих буду. Не
               осталось  в  Тверени-матушке  у  меня  ни  кола,  ни  двора,  вот  и  подался  на
               старости лет, где помягче, а оно эвон как повернулось. Либо Тверени конец,
               либо мне.
                     — Не пугай себя, стратег, — попытался утешить предателя беглец. —
               Сколько твереничей, не знаю, но меньше чем с двадцатью тысячами князь в
               поле не вышел бы. Не сумасшедший же он! Саптар я считать по кострам
               пробовал. Тысяч шестьдесят пришло, но им вперед идти, а роскам стоять.

               Вы в Намтрии выстояли за динарии, неужели тут сломаетесь?
                     — «Вы»?! — проревел Борис Олексич. — Думай, что несешь… Мне
               ТУТ быть! С саптарвой, с Болотичем…
                     — Болотич вперед других не пойдет, — начал севастиец и понял, что
               опять несет не то. Феофан, тот наверняка бы нашелся, но Георгию лезло в
               голову лишь одно. Достать Яроокого, развернуть, закричать о возможности
               невозможного. Пусть решают, пусть решают сейчас, пока еще можно…
                     — Что, говоришь, гисийцы, или как их там, сотворили? — раздалось
               над ухом. Выходит, родившийся твереничем залесский воевода расслышал.
   300   301   302   303   304   305   306   307   308   309   310