Page 311 - Наше дело правое

Он думал, что забыл, как динаты говорят со слугами, оказалось — нет. — У

оврага мы расстанемся. Если попробуешь меня предать, умрешь, так что
предай лучше Болотича. Тем паче, он об этом не узнает.
Толмач торопливо кивнул. Будь на его месте Георгий, он бы бросился
на садящегося в седло предателя, Терпило и бросился — придержать
стремя. От отвращения севастийца передернуло.
— Меня не переживешь, не надейся!
— Что ты, боярин… Что ты… Не гневи Господа…
Георгий с бесстрастным лицом перехватил повод чужой лошади.
Феофан мог бы гордиться спокойствием ученика, хотя сегодняшним
замыслом наследник Афтанов был обязан иным наставникам. Феофан
предавать не учил. В отличие от Фоки. И от Болотича.
Терпило молча трясся в седле, посверкивая пайцзой, его речистость
иссякла. И хорошо. Когда предсказанный евнухом стратег свернет шею
Итмонам, их холуи тоже онемеют, а после кинутся лизать руки новому
хозяину. Дед был мудр — он обезглавил перебежавших к нему лизоблюдов,
и во Дворце Леонида сразу стало чище.

Воздав должное предку, Георгий невольно ухмыльнулся
несвоевременности государственных дум. Терпило, не спускавший со
спутника песьего взгляда, расплылся ответной улыбкой.
— В Тверени ты замутил? — Если спрашивать, то теперь, хотя и так
все ясно. Давно, еще с Лавры…
— Не я, — отчаянно зашептал Терпило. — Я у владыки на подворье
был… Хоть кого спроси.
— Зачем спрашивать. Куда тебе саптар бить… Твое дело собак
спустить было и донести, если б свидетелей не осталось. Так?
— То Гаврила Богумилович велел… Болотич… Ох тяжко мне было
волю княжью исполнять, но куда мне, человеку маленькому… Один я, как
перст, идти некуда, плюнешь — и нету. Не то что ты, боярин…
— Верно, куда тебе. — Что Роския, что Севастия, что Авзон, люди

везде одинаковы и нелюди тоже. Леонид хотел править без грязи, на
обломках его мечты вырос сперва один Авзон, затем второй. Анассеополь
пока стоит, а залесский эфедр уже замахнулся на третий… — Болотич
будет в аду, — зачем-то пообещал севастиец, — и ты с ним.
Толмач согласился и с этим. Загудела муха, на сей раз настоящая,
севастиец отмахнулся, сбив черную пакость на лету. Опасность отточила
чувства, словно ножи. Георгий ощущал себя зверем, что, сдерживая жажду
крови, крадется дурным, полным врагов местом. Где-то блеяли ханские
бараны, ржали ханские лошади, готовились к бою ханские воины. Пахло