Page 312 - Наше дело правое
P. 312

дымом  и  чем-то  еще,  чего  не бывает в севастийских и роскских лагерях.

               Кислое кобылье молоко? Дурно выделанные кожи? Безволосые, годами не
               мытые тела? Анассеопольские трущобы, в которые порой заносило брата
               василевса, тоже не благоухали розами, но этот смрад сразу же забывался.
               Юртайская вонь стояла поперек горла до сих пор, хотя дипломаты Итмона
               и воины Гроба Господня глотали ее с той же готовностью, что и Болотич. О
               том, что не пахнут не только деньги, но и сила, и власть, Георгий узнал еще
               в Анассеополе, но простирающиеся ниц перед ханом послы василевса —
               это слишком! Если б у Василия Итмона было в голове хоть что-то, он бы
               искал союзников в лесах, а не в степи…
                     Встречные  саптары  приглядывались  к  едущим  на  восток  роскам,
               видели  пайцзу  и  пропускали.  К  Култаю  так  просто  не  подберешься,  но
               Култай сегодня Георгию Афтану без надобности, а завтра — как повезет.
                     В траве мелькнуло что-то светлое. Сперва сбоку, затем — впереди, и
               севастиец,  остановив  коней,  с  удивлением  уставился  на  заступившую
               дорогу волчицу. Ту самую… Ее спутника рядом не было.
                     — Сгинь, — выдавил из себя Терпило, — сгинь, пропади, к другому

               иди!
                     Волчица чуть слышно заворчала, приподняв губу. Она чего-то ждала
               или чего-то хотела. Севастиец обернулся — никого, только позеленевший
               от  ужаса  толмач  тянет  к  губам  Длань.  Нож  у  брюха  напугал  мерзавца
               меньше.
                     — Чего тебе надо? — спросил зверя Георгий, ища взглядом старика.
                     Волчица опустила морду к земле, обошла лошадей и рыкнула, словно
               приглашая свернуть к не столь уж и дальнему лесу. Георгий не отказался
               бы очутиться на лохматой опушке, но путь преграждал немалый ордынский
               разъезд.
                     — Нет, — сказал севастиец, — здесь нам не пройти. Саптары.
                     Зверь ответил ворчанием.
                     —  Это  она!  —  выдохнул  за  спиной  Терпило.  Он  больше  не  боялся

               человека. — Вдова… Боярин, Вдова это!
                     — Вдова? — Черт бы побрал роскские сказки, никогда не знаешь, что
               правда,  что  —  нет.  Волчица  попятилась,  и  лошади  потянулись  следом.
               Спокойно, даже весело. Ни храпа, ни прижатых ушей, ни покрывшего шеи
               пота.  Шаг  сменился  рысью,  степняки  впереди  забеспокоились.  Один,  по
               виду  главный,  махнул  плетью,  указывая  на  росков.  Приближаться  к  лесу
               ближе,  чем  на  полет  стрелы,  нельзя.  Даже  с  пайцзой.  Об  этом  Георгий
               помнил, а вот Терпило позабыл.
                     —  Это  смерть,  боярин!  —  сипел  толмач,  глядя  не  на  лучников,  на
   307   308   309   310   311   312   313   314   315   316   317