Page 41 - "Двадцать дней без войны"

Глава шестая

Если б я сам писал, наверно, меньше бы наворотил. А теперь слушайте меня! Не
стану называть себя мастером, но дело свое знаю.
И если вы воображаете, что можно просто так, без всяких изменений перепереть на
экран ваш очерк, — заблуждаетесь! Многое из того, что невозможно снять, придется
убрать, а вместо этого придумать и добавить то, что можно снять.
Лопатин хотел перебить, сказать, что не собирается ничего придумывать, но
режиссер остановил его:
— И давайте больше не ругаться; начнем править. Прямо с первой страницы. Не
годится? Зачеркнули! Давайте думать, как сделать такое, чтоб годилось. Вот у вас в начале
очерка написано, как перед рассветом, еще в темноте, тащат из-под откоса воду с Волги.
Волги у меня здесь нет, волжский откос взять негде. Развалины трех домов, мимо которых
у вас тащат воду, построить не могу. И времени нет, и рабочих-декораторов на всю студию
осталось шесть человек. Остальные на фронте. У вас написано: "еще в темноте". Темноту
снимать не могу, зрители на экране ничего не увидят. Вот и давайте вместе думать, как
сделать, чтобы было не там и не так, как у вас, по-другому, а настроение и смысл оставить
те же!
Они думали вместе несколько часов подряд, но переделали только первые страницы.
— У меня всего пять дней, считая сегодняшний, — сказал Лопатин.
— Ничего, дальше пойдет быстрей, — сказал режиссер. — Если понадобится,
прихватим и ночи. На сегодня хватит, обалдели, пойдем ко мне домой, пообедаем.
Наркомовских ста граммов нам в тылу не положено, но сковородку картошки жена обещала
на хлопковом масле. Кстати, ничем не хуже подсолнечного.
— Спасибо, согласен, — сказал Лопатин.
Ему нравился и этот не склонный давать себя в обиду человек, и перспектива поесть
у него дома жареной картошки. Правда, лучше бы с водкой. Как ни дышали, а он здорово
промерз в этом каменном мешке.

41