Page 45 - "Двадцать дней без войны"

Глава седьмая

в воду и, представьте себе, вылезла и узнала меня. И тут же в три дня, недолго думая,
женила на себе. Женька, не толкайся, так беспризорница. Ну, дурю, нельзя, что ли?
— Дури, пожалуйста! Так давно не дурил, что даже рада. «Совершенно нечаянно
тебя толкнула», —сказала маленькая женщина и чуть-чуть улыбнулась уголками рта.
— Сначала подумал, что сниматься хочет, для этого и замуж за меня пошла. Нет,
смотрю: год живем — не просит снимать ее, два года живем — не просит, нарушает все
традиции нашего советского кино. Даже перед своими товарищами режиссерами стало
неудобно. . .
— Никогда не мечтала о кино, — сказала женщина, которую он называл Женькой.
— На велосипеде гоняла, пловчихой была.
Одно время даже о цирке, об акробатике думала. А в кино снялась только раз — и то
со спины. Вместо его актрисы с обрыва в холодную воду прыгала!
— А где вы сейчас работаете? — спросил Лопатин. Что-то в этой женщине не
позволяло думать, что она может сейчас не работать.
— В Наркомпросе. Я физкультурный техникум кончила, до войны преподавала
физкультуру в школе, с перерывом на год. — Она кивнула на сына. — А здесь совсем
другим занимаюсь. Тут, на вокзале, есть эвакопункт для детей — мы их там обрабатываем,
распределяем и в детские дома передаем или в семьи. Я вас, между прочим, видела. Вы с
этим длинным поэтом московским и еще с каким-то военным шли через вокзал вчера
ночью. Обратила внимание на ваш белый полушубок, — улыбнулась она.
И кивнула на мужа. — Очень хочу для него такой достать.
— Неужели и сейчас еще так много детей, что вы там и днем и ночью дежурите? —
спросил Лопатин.
— Все еще много, — сказала она. — Там на фронте наступают, а дети все еще сюда
едут. Им уже направление дано — они и едут!
В первое время за Ромку боялась, — снова кивнула она на сына, — как бы чего не
затащить... Такая пропахшая всеми дезинфекциями домой к ним приходила, что они от меня
шарахались! А вообще, мне эта работа по душе. Может оттого, что сама когда-то
беспризорницей была... Он ведь не шутит, — улыбнулась она мужу, — все это правда, что
из котла. А что я полтавчанка — шутит! — сказала она после коротенькой паузы и с каким-
то другим, новым выражением лица. — У него почему-то как мазанки, так Полтава! Я из-
под Белгорода, папа и мама умерли от тифа, младшего брата соседи на время взяли, а я
поехала на поезде к тетке, а тетки нет, умерла! Поехала обратно и сама заболела тифом...
Слава богу, сейчас сразу гасим каждую вспышку. А то при такой огромной эвакуации даже
страшно представить. . .
— Ну-ну, чего ты? — брось расстраиваться, — сказал режиссер, так опасливо и
нежно погладив жену по плечам, что Лопатин подумал: наверно, ей солоно приходится там,
на работе. — Расскажите-ка лучше вы нашему Ромке, за что орден получили.
Все равно заставит у вас спросить.
Лопатин покосился на сидевшего рядом мальчика. Пока говорила мать, он не
слушал. Доев картошку, сидел за столом и читал учебник. Как видно, в этой маленькой
комнатке, где жили так тесно друг к другу, каждый привык заниматься своим делом, не
мешая другим.
Лопатин задумался: как покороче ответить? Тогда, прошлой зимой, чего только не
было в реляции редактора — представляя по совокупности, вспомнил чуть ли не все
поездки на фронт. . .
— Наградили за то, что на подводной лодке плавал, — сказал Лопатин.
— Долго? — спросил мальчик.
— Двадцать дней.
— И много потопили?

45