Page 119 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992
P. 119
В «светлости осенних вечеров» Тютчев видит что то схо
жее со страданиями разумного существа:
«Ущерб, изнеможенье, и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Возвышенной 'стыдливостью страданья ...» (1830)
Но как радостно, как животрепещуще-бурно и ликующе
настроение умытой первым грозовым дождем пробудившей
ся жизни:
«С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам ...» и т. д.
«Ты скажешь: ветренная Геба,
Кормя Зевессива орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила». (Ок. 1830 г.)
Ибо тот же Тютчев умеет изображать радостную заря-
женность -свежим кипением жизни, сам будучи захваченным
ее бодрящим потоком:
« . . . Ринься, бодрый, самовластный,
В сей животворный океан!» (Ок. 1840).
И у стареющего уже поэта какая захваченность:
«Какое лето, что за лето,
Да это просто колдовство...» (1854 г.)
Простота и непринужденность, и вместе с тем как тор
жественна бывает иногда эта простота! Как прозрачно
ясен его стих, как сжато-целомудрен его способ выражения,
подобный в этом пушкинскому, и какая сила и выразитель
ность в его краткости (тоже как у Пушкина)! Вспыхивают
перед нами целые картины, целые видоения в прозрачном
жемчуге его кратких стихов.
Одним из особенно характерных мотивов поэзии при
роды Тютчева, наряду с изображением страшных сил хаоса,
бродящих в глубинах природы — это зачарованная тишина.
Взволнованно-сдержанной и глубоко наполненной красотой
116