Page 158 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992
P. 158
германских в гордом его течении... Мысль, что пью рейнвейн на
берегу Рейна, веселила меня, как ребенка. Я наливал, пенил, любо
вался светлостью вина, потчипзая сидевших подле меня, и был как
царь. . . »
В течение всего 19-го века, особенно же в первую поло
вину его — но и позднее, романтичекое восприятие Западной
Европы встоечается у многих русских людей. И не удиви
тельно: Запад воспринимался издалека, сквозь поэтическую
дымку старых замков, узких и живописных средневековых
уличек, величественных средневековых соборов, рыцарства,
турниров, императоров, королей, миннезингеров, святых от
шельников и чернокнижников-алхимиков, через призму чу
десных, таинственных, то романтических, полных грустного
очарования, то обвеянных жутью сказаний и легенд средне
вековья. Это была какая-то поэтическая, давно-давно с дет
ских лет знакомая «родина души». Запад Жуковского, Валь
тер Скотта, немецких романтиков. Но Запад и Грановского
и Пушкинского «Скупого рыцаря». Неожиданно все прошлое
Западной Европы, суровое и поэтическое, раскрылось перед
русской душой и очаровало ее. Западная Европа стала созер
цаться, прежде всего, сквозь величественную призму ее
прошлого в его поэзии и духовной значительности (так и у
молодого Гоголя, и у Шевырева, особенно у Чаадаева), но не
в меньшей степени и сквозь призму собственной поэтичес
кой свежести и юности, собственных духовных исканий и
поэтического томления по «иной», лучшей стране самих рус
ских людей. И вместе с тем этот Запад был очагом нового
духовного кипения, центром великого искусства — словес
ного и музыкального, и смелой, оплодотворяющей — пытли
вой философской мысли и новых горизонтов в науке, раз
двинувшихся бесконечно в даль и вглубь и в естествоведении
и в истории прошлого и проникнутых одним объединяющим
принципом — идеей органического развития. И средоточие
всего этого нового, раскрывшего глаза и на старое и учивше
го его любить и понимать, была прежде всего тогдашняя
Германия.
Это настроение так сказывается, например, в письмах
молодого Станкевича в конце 30-х годов. Он в восторге, что
прибыл в тогдашнюю столицу философской мысли — в Бер
лин Гегеля и его ближайших последевателей. Он пишет, на
пример, братьям и сестрам и всему своему дружескому кру
жку вроде торжественного манифеста:
155