Page 157 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992

дой Карамзин так описывает в «Письмах русского путешест­
венника», как он подъезжал к Парижу:

«Мы приближались к Парижу, и я беспрестанно спрашивал,
скоро ли мы увидим его. Наконец, открылась обширная равнина', а
на равнине, во всю длину ее, П ари ж ... Сердце мое билось. Вот скн —
думал я — вот город, который в течение многих веков был образцом
всей Европы, источником вкуса, мод — которого имя произносится с
благоговением учеными и неучеными, философами и щеголями, ху­
дожниками и невеждами, в Европе и в Азии, в Америке и в Африке,
которого имя стало мне известно почти вместе с моим именем; о ко­
тором так много читал в романах, так много слыхал от путешествен­
ников, так много мечтал и думал ... Вот он ... я его вижу, я буду в
нем ... Ах, друзья мои, сия минута была одной из приятнейших минут
моего путешествия. Ни к какому городу не приближался я с такими
живыми чувствами, — с таким любопытством, с таким нетерпе­
нием . . . »

Но революция, а потом войны с Наполеоном несколько
отдалили русскую душу от Франции, и влияние немецкого
культурного обновления, немецкого классицизма и романти­
ки, немецкой философии и науки, охваченных новыми вея­
ниями, все более и более влекли молодых русских на родину
Шиллера и Гете. Этот повышенный интерес к немецкой
культурной жизни намечается уже в тех же «Письмах рус­
ского путешественника». Он посещает Канта в Кенигсберге
и долго с ним беседует. Так описывает молодой Карамзин
свой въезд в Веймар:

« . . . У городских ворот меня допрашивали; после чего предло­
жил я караульному сержанту спвои вопросы, а именно: «Здесь ли Ви-
ланд? Здесь ли Гердер? Здесь ли Гете?» — «Здесь, здесь, здесь», отве­
чал он — и я велел постишлиону везти себя в трактир «Слона». Наем­
ный слуга был отправлен мною к Виланду, спросить, дома ли он? Нет,
он во дворце». Тот же ответ получает он и относительно других зна­
менитостей. «Во дворце, во дворце, повторил я, передразнивая
слугу, — взял трость и пошел в сад» ...
Рейн уже полн для него романтического очарования,
которое будет он иметь потом для многих русских:
« . . . Любезные друзья. Как радсцстно билось мое сердце. Рейн!
Рейн! Наконец вижу тебя, думал я, — вижу и благословляю царя вод

154