Page 233 - Наше дело правое
P. 233

Шурджэ лишь поднял руку, прерывая спорщиков.

                     —  Вижу,  что  богата  и  изобильна  Тверень.  Может  давать  больше.
               Великий хан, высокий, справедливый, да не утихнет слава его, почтил меня
               правом устанавливать выход по моему разумению. Так вот тебе мое слово,
               коназ — нужно собрать по три гривны серебра с дыма. Знаю, ты сможешь,
               коназ. Возьму слитками, а если нет — то людьми.
                     Обольянинов и Арсений Юрьевич только переглянулись в бессильной
               ярости.  Никогда  еще  выход  не  превышал  полгривны  с  дыма;  проклятый
               темник потребовал вшестеро больше. Столько не соберешь, хоть выверни
               наизнанку все княжество. А иное — так и еще хуже: людей в полон гнать,
               живыми душами откупаться!
                     Всегда гордилась Тверень, что не отдавала своих в ордынскую неволю,
               что князь, живя скромно, одеваясь в простую одежду, жертвовал все, что
               мог,  на  выкуп  твереничей  из  степного  рабства.  Арсений  Юрьевич  не
               слишком,  впрочем,  разбирался,  действительно  ли  спасает  своих  или,
               скажем, резаничей с нижевележанами — многие из них оставались потом в
               его княжестве, приумножая прореженное войнами и смутами население.

                     Но отдать три гривны с дыма — немыслимо, невероятно! Даже если
               заложить  все,  что  есть  у  князя  и  бояр,  если  отдадут  припрятанное  на
               черный  день  торговые  гости,  если  развяжут  мошну  мастера  —  хорошо,
               если соберет по две.
                     —  Прошу  о  милости  великого  темника.  —  Господь  один  знает,  чего
               стоили  Арсению  Юрьевичу  сии  униженные  слова.  —  Не  режут  овцу,
               способную давать шерсть. А Тверень сей выкуп зарежет.
                     —  Не  можешь  заплатить  —  не  плати,  —  равнодушно  сообщил
               ордынец.  —  Возьму  людьми.  Великому  хану  они  надобны  даже  больше
               серебра.
                     Тверенские князь и бояре замерли. Толмач Терпило опустил глаза.
                     —  Помилосердствуй,  великий  темник,  —  наконец  решился  Олег
               Творимирович.  —  Мы  всегда  ордынский  полон  выкупали,  а  не  людей  в

               него отдавали. Погоди, дай только сроку, выход мы соберем…
                     —  Срок  не  дам.  —  Шурджэ  глядел  прямо  перед  собой,  положив  на
               колени саблю серого булата, самим же князем Арсением и поднесенную. —
               На  то  не  давал  мне  воли  великий  хан.  Велел  он  собрать  дань  и,  пока  не
               вскрылись  реки,  поспешать  обратно.  А  пока  остальной  выкуп  из  ваших
               лесов свезут…
                     — Вот! Вот, темник великий, вот этот-то лишь срок нам и надобен! —
               казалось, Кашинский сейчас превозможет и убьет собственную честь, встав
               на колени перед степняком — все ради Тверени. — Ни о чем больше не
   228   229   230   231   232   233   234   235   236   237   238