Page 236 - Наше дело правое

возившихся с девкой отроков. — Вы с ней останьтесь, нас потом найдете!..

Три мертвых тела поперек седел его собственных кметей. Три
саптарских лошади в поводу. Достаточно, чтобы враз сломали тебе хребет,
боярин.
Однако отряд Анексима Всеславича не успел даже погнать коней в
галоп, когда позади, в узкой улице, ночь вновь засвистела разбойным
гудением спущенных тетив и летящих стрел. Ума лишились, подумал
боярин. На три десятка саптар лезть — их всех враз стрелами не
положишь.
Угодившие во вторую засаду степняки, как и положено бывалым
воинам, не растерялись. Что там творилось, боярин не видел, слышал лишь
гортанные крики, резкие команды и ржанье лошадей. Однако боя так и не
началось, нападавшие, выпустив стрелы, похоже, рассеялись, не вступив в
схватку грудь на грудь.

2

Что они делают?! — бились заполошные мысли. Уж если нападаешь,
так истребляй поганых всех до единого, и быстро, покуда те не
опомнились. А так — половина осталась, а то и больше, сейчас поднимут
тревогу — что тогда станет с Тверенью?
Что тогда станет с Тверенью?
Вопили за спиной саптары, пока отряд Обольянинова скорым конским
скоком уходил к берегу, где всегда прорублены широкие окна в
сомкнувшемся ледяном панцире; и, словно отвечая находникам, вдруг
ударил тяжелый набатный колокол.
Голос его пронесся далеко над замерзшей рекою, над заиндевевшими
лесами, над тесовыми кровлями, властно вступая в курные избы и боярские
терема, в добротные дома избранного купечества и просторные пятистенки

зажиточных мастеров. Кто-то успел забраться на звонницу в этот
неурочный час, развязал узлы протянувшихся к колокольным языкам
вервиев и ударил набат.
В зимнюю стылую ночь над Тверенью поплыл могучий, низкий и
страшный для всякого врага голос главного колокола росков. Отлитый
своими, тверенскими мастерами, вышедший даже лучше невоградских,
служивший вечной завистью жадным залессцам, набат звал твереничей к
оружию, и каждый мужчина, способный держать топор или сулицу, знал,
что ему делать.