Page 241 - Наше дело правое

Глава 6

1

Шурджэ слышал колокол росков так же, как и все во граде, но лишь
презрительно сжимал губы — бараны решили взбунтоваться и двинулись
против волков? Тем хуже для них.
Нет, нельзя сказать, что темник этого ждал. Повсюду в роскских
градах его встречали согнутые по ордынскому хотению спины, трусливые,
исполненные ядовитой зависти и бессильной ненависти взгляды — так, по
крайней мере, казалось ему. Овцы всегда завидуют волкам. Но никогда не
смогут встать против них. На такое способны только псы.
Что-то случилось в этой проклятой Тверени, что-то, заставившее
покорных данников схватить оружие — что ж, он, темник и истинный

саннаид, покажет, как расправляются с непокорными.
Шурджэ не совершил ошибки иных баскаков, беспечно
разбрасывавших воинов по всему граду в убеждении, что бараны только и
могут, что подставлять горло под волчьи клыки. Вся его тысяча — здесь, в
кулаке. Ему незачем даже гоняться за бунтовщиками, они сами придут к
нему. Надо только ждать и в решающий момент ударить избранной сотней.
Темник встал у окна. Еще нет нужды появляться там, внизу. Когда
придет время прыгнуть и сжать клыки, он почувствует, как чувствовал
всегда. А ночь уже выла и вопила сотнями человеческих голосов — божба
и проклятья, мольбы и стоны, подсердечная брань и просто хриплый рев.
Шурджэ знал — сейчас его сотники повели ордынских воинов,
развернув строй, насколько позволяло торжище. Твереничи сами лезли на

саптарских лучников.
Яркая и словно бы жгучая луна. Кажется, никогда не видывал такой в
степи. Темные кровли. И столь же темный поток, вливающийся на торжище
со всех сторон. Не гнущийся и не разбегающийся под стрелами.
Конные ринулись на клубящуюся толпу, словно все те же волки на
овечью отару, ударили — туда, где твереничей было поменьше, тщась
прорваться к домам и, заворачивая, погнать росков вдоль стен прямо на
вторую половину своих.
Лишенные строя, без длинных пик, вооруженные кто чем, вплоть до
вил и ухватов, — разве могут эти ничтожные противостоять его избранной
тысяче?
Ордынцы-стрелки, оставшиеся возле княжьего терема, не теряли