Page 244 - Наше дело правое
P. 244
Может, Шурджэ, ты бы и предложил, подумал Обольянинов, толкая
коня вперед. Может, ты бы и предложил.
А может, и нет. Нет нужды Тверени в твоем выкупе, темник Шурджэ.
А нужда есть в одном — в твоей голове, хотя, видит Господь, ведает Длань
Дающая — ты, степняк, не был худшим или подлейшим из своего племени.
Ты просто не понимал и уже не поймешь. Никогда.
— Разреши, княже. — Обольянинов взглянул на Арсения
Юрьевича. — Дозволь переведаться.
— Зачем, Всеславич?! — встрял Ставр. — Волк уже в капкане, им
деваться некуда, они…
Но князь Арсений Юрьевич Тверенский лучше понимал своего
соратника. Видел глубже горящих глаз.
— Не стану сдерживать, Анексим. И еще…
— Если одолею… — понимающе кивнул боярин.
— Одолеешь.
— То пусть уходят саптары.
— Пусть уходят, — согласился князь. — Им то еще злее смерти.
Послушный конь Обольянинова переступил копытами, тверенич
выехал на открытое место.
— Выходи биться, темник! — Боярин привстал в стременах, не боясь
сейчас ни ордынской стрелы, ни степного копья. — Выходи один на один,
как от веку положено. Одолеешь меня — князь отпустит тебя и твоих.
— Напавшие на послов не имеют чести и не могут требовать боя. —
Шурджэ не шелохнулся, сабля так и осталась опущенной. Из окон
княжьего терема в медленно подступающую толпу целились десятки
лучников. — Можешь убить меня, тверенский нукер, но знай — очень
скоро от твоего града не останется даже золы. А я вернусь и буду смеяться.
— Не станешь, значит, биться? — Обольянинов наступал конем,
подаваясь все ближе к высокому крыльцу. — На хана своего надеешься? На
страх наш пред ним?
— Лучше б тебе выйти на боярина, честь по чести. — Рядом с
Обольяниновым оказался сам князь, тоже презрев ордынских стрелков. —
Потому что иначе, клянусь Дланью, подложу сейчас соломы со всех сторон
— и спалю вас всех прямо в тереме. Не пожалею хоромин! А коль
одолеешь — той же Дланью Дающей слово свое запечатлею — отпущу и
тебя, и твоих, кто еще остался. Пойдешь в Юртай, темник. Месть готовить.
Ну, а коль мой боярин верх возьмет, все равно — мое слово крепкое — путь
открою всем твоим. И притом живыми, хоть и с уроном, без оружия то
есть.