Page 242 - Наше дело правое

времени, часто натягивали луки. Роски падали, но толпа только рычала — и

перешагивала через тела.
Острый гребень степных всадников врезался в тверенскую толпу и —
увяз в ней. Овцы не собирались разбегаться. Овцы рычали.
…Били копья, крючья цепляли наездников, стаскивая их с седел;
взлетали и падали топоры, словно рубя неподатливый лес.
Узкие глаза темника совсем сжались.
Овцы взбесились и идут на волков, забыв о собственной жизни.
Другой степной род за это можно было бы уважать — но не этих
лесных червей. Они просто глупы, это не храбрость, а бешенство, как у
зверя.
Впрочем, бешенство или нет, но твереничи теснили его воинов, и
Шурджэ решительно шагнул к двери. Пришел его черед.

2

Оказавшись в кольце, степняки отнюдь не собирались сдаваться.
Из-за опрокинутых телег, из-за поставленных прямо на площади
широких юрт густо летели стрелы, и тверенский порыв едва не захлебнулся
собственной кровью.
В этот миг на площадь разом выкатилось два отряда, почти равные
числом, да, пожалуй, и умением. Выкатились они — один из княжьего
терема, что занял самовластный темник, а другой — из распахнутых врат
владычного подворья, куда ушел — радушным хозяином — князь Арсений
Юрьевич Тверенский.
Выкатились — и, словно чуя друг друга, ринулись навстречу, пожирая
то малое пространство, что еще оставалось на залитой кровью площади.
Нукеры Шурджэ метнули стрелы, роски ответили.
А потом конные сшиблись, иные — проносясь друг мимо друга,

стараясь достать супротивника копьями, иные — осаживая скакунов и
крестя направо-налево саблями.
Торжище стало полем боя, тесниной, где едва могли развернуться
исступленно режущие и терзающие друг друга людские полчища.
Полчища, хотя на главной тверенской площади сбилось едва ли более
сорока сотен пеших и конных. В чистом поле ордынцы бы вырвались,
змеей выскользнули бы из капкана, однако во граде степнякам не было
простора. Сегодня они не рубили в ужасе бегущих с горящих стен
защитников, сегодня они гибли сами — один за другим, огрызаясь, собирая