Page 320 - Наше дело правое

смертью, люди пытаются угадать высшую волю, правда, не все.

— Ну, показывайте, — раздалось сзади, — кто тут у вас до моего
шатра непойманным добрался?
— Я, — поднялся, предваряя ответ, Георгий.
— Ступай за мной. — Князь бестрепетно оборотился к перебежчику
спиной. — Анексим, ты тоже. Послушаешь. А ты, Симеон Святославич, до
невоградцев доберись. За меня.

3

Больше в шатер не пошел никто. Обольянинов неторопливо высек
огонь. Арсений Юрьевич по-саптарски уселся на заменявший ковры
войлок, откинул со лба темную, с сединой, прядь.
— Замаялся, — объявил он и улыбнулся. — Про саптар что скажешь,
севастиец?
Вот и пригодились любопытство и наука. Георгий говорил, словно

сразу и стратегу докладывал, и урок Феофану отвечал.
О лошадях, людях и оружии. О том, чем силен Култай и чем слаб. О
раздорах и сварах. Об оврагах и осыпях. О дурных предзнаменованиях и
казненных перебежчиках. О Болотиче и Игоревиче. Об Олексиче,
Щербатом, Никеше… Трещали, сгорая, лучины, морщил лоб князь,
спрашивал и переспрашивал боярин. В горле пересохло, Георгий
закашлялся, Арсений Юрьевич сам поднес перебежчику воды и вдруг
спросил о Терпиле. Георгий ответил. Князь поставил чашу и потер щеку.
— Точно знаешь, что убили?
— Точно. — Если у толмача было сердце, он мертв, а если не было, то
и не жил. Нежить не живет.
— Не знаешь, часом, кто?
— Я.

Они молчали долго. Князь и боярин не расспрашивали, не говорили
меж собой, только хрипло дышали, став еще более похожими. Теперь
Георгий понял, на что в Юртае намекал Болотич. Арсений Юрьевич мог
откупиться головой Обольянинова. Саптары б не заметили подмены, для
них все роски на одно лицо, как для птениохов — севастийцы, а для
севастийцев — варвары.
— За что ты его? — наконец спросил Обольянинов. — Ты же не
знал…
— Что он в Тверени делал? — переспросил Георгий. — Сперва не