Page 420 - Наше дело правое

Спирт лился в кружки, и они пили, не пьянея.

А теперь Коколия стоял навытяжку перед начальником флотилии и
слушал, слушал указания.
Нужно было идти на восток, навстречу разрозненным судам, остаткам
конвоя, что ускользнули от подводных лодок из волчьей стаи, — и при этом
взять на борт пассажиров-метеорологов.
При этом старший лейтенант утратил часть своей божественной
капитанской власти. Оказалось, что это не пассажиры подчиняются ему, а
он — пассажирам.
Пассажиров оказалось несколько десятков — немногословных, тихих,
набившихся в трюм, но были у них два особых начальника.

Коколия раньше видел много метеорологов — поэтому не поверил ни
одному слову странной пары, что поднялась к нему на борт.
Один, одетый во все флотское, был явно сухопутным человеком.
Командиром — да, привыкшим к власти, но эта власть была не морской
природы, не родственна тельняшке и крабу на околыше. Фальшивый

капитан перегнулся через леера прямо на второй день. И это был его, Серго
Коколии, начальник — капитан Фетин, указывавший маршрут его,
Коколии, штурману и отдававший приказы его, Коколии, подчиненным.
Его напарник был явно привычен к морю, но изможден, и шея его
болталась внутри воротника, как язык внутри рынды.
Коколия вгляделся в него в кают-компании и понял, что этот худой —
совсем старик, хотя волосы его и лишены седины. Старика называли
Академиком, это слово просилось на заглавную букву.
«Лед» был старым пароходом с усиленной защитой — он не был
настоящим ледоколом, как и не был военным судном. На нем топорщились
две пушки Лернера и две сорокапятки — так что любая конвенция
признала бы его военно-морским. Но конвенции пропали пропадом, мир
поделился на черное и белое. Черную воду и белый лед, полосы тельняшек

— и ни своим, ни врагам не было дела до формальностей.
Старший лейтенант давно уравнял свой пароход с военным судном —
и, что важно, враг вывел в уме то же уравнение.
Коколия трезво оценивал свои шансы против подводной лодки
противника, оттого указания пассажиров раздражали.
Он был вспыльчив и, зная это, старался заморозить свою речь вообще.
Например, его раздражал главный механик Аршба, и тот отвечал ему тем
же — они не нравились друг другу, как могут не нравиться друг другу
грузин и абхаз.