Page 164 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992

кой непосредственностью большого ребенка, были и остались
особенно близкими и дорогими и родными сердцу многих
образованных русских (конечно, не только русских, но и
многих верных любителей из других -стран) — Италия. Уж е
Пушкин издали вздыхал о ней:
Адриатические волны,
О Брента! Нет, увижу вас ...

Его желанию не пришлось сбыться. Но, так сказать,
внутреннюю, поэтическую «родину» нашла себе на некото­
рое время в Италии, а особенно в Риме, мятущаяся душа Го­
голя. «Влюбляешься в Рим», пишет он уж е вскоре после
приезда 139), «очень медленно, понемногу — и уже на всю
жизнь. Словом, вся Европа для того, чтобы смотреть, а Ита­
лия для того, чтобы жить». Его письма первого его римского
периода, продолжавшегося около двух лет, полны этих вы­
ражений безграничного восторга и привязанности к Риму:
«Когда я увидел наконец в.о второй раз Рим, о как он пока­
зался мне лучше прежнего. Мне казалась, что будто я увидел свою
родину, в которой несколько лет не бывал я, а в которой жили только
мои мысли. Но нет, это все не то: не свою родину, но родину души
'своей я увидел, где душа моя жила прежде меня, прежде чем я
родился на свет. Опять то же небо, то все серебрянное, одетое в ка­
кое-то атласное сверкание, то синее, как любит оно показываться
сквозь арии Колизея; опять те же кипарисы, эти зеленые обелиски,
верхушки куполовидных сосен, которые кажутся иногда плавающими
в воздухе, тот же чистый воздух, та же ясная даль, тот же вечный
купол, так величественно к)руглящийся на воздухе... Но Вы знаете,
почему он прекрасен? Где Вы встретите эту божественную, эту рай­
скую пустыню посреди города? Какая весна! Боже, какая весна! Но
Вы знаете, что такое молодая, свежая весна среди дряхлых развалин,
зацветших плющем и дикими цветами. Как хороши теперь синие
клочки неба про-меж дерев, едва покрывшихся овежей, почти желтой
зеленью, и даже темные, как воронье крыло, кипарисы, а еще далее
— голубые, матовые, как бирюза, горы Фраскати и Албанские, и
Тиволи 140)» ...
«Ну что тебе еще сказать?» — пишет он через месяц Данилев­
скому: «Только и хочется говорить о небе, да о Риме» 141). — «Кроме
Рима, нет Рима на свете, хотел было сказать — счастья и радости,
да Рим больше, чем счастье и радость» 142).

161