Page 228 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992

санных народным языком брошюрках он стремился отнять
у народа веру в Божественного Спасителя, не считаясь с не­
умением народа защитить себя и -свою веру. И вместе с тем,
по рассказу его друга (и двоюродной тетки), графини А лек­
сандры Андреевны Толстой, которую он сначала (в начале
1880 года), прубо смскорбил своими насмешками над «святая
святых» ее веры, — голос его (это относится к пребыванию
ее в Ясной Поляне шесть лет спустя, в 1886 году) дрожал от
волнения и слезы навертывались на его глазах, когда при
чтении им ей вслух своих любимых стихов А. К. Толстого
и Хомякова встречалось ему имя Христа. Христос был для
него, подсознательно, в противовес его рационалистическому
отрицанию, все-таки больше, чем только учитель совершен­
ной морали. Его личность, божественный свет Его личности,
притягивал и покорял душу Толстого*. И это так чувствуется
в ряде его «Народных рассказов», особенно в рассказе «Где
любовь, там и Бог», написанном около того же времени (по­
ловина 1880 года). Недаром Иван Сергеевич Аксаков говорил
про эти народные рассказы Толстого, что в них «обнаружи­
вается, что Лев Николаевич стоит к святой истине в таких
чистосердечных отношениях, тайна которых не подлежит
нашему анализу ... Очевидно, у него свой конто-курант с
Богом» (приведено у А. Л. Толстой, «Отец», И, 28).
Но заслуга Толстого несомненна в том, что он понял
радикализм морального учения Нагорной Проповеди (иног­
да Толстой впадает при этом в однобокое, искажающее это
учение буквоедство), моральный радикализм христианства
вообще. Но не признавая благодати, отрицая в течение зна­
чительной части этого моралистиически-проповеднического
периода своей жизни m o jih tb v (п о наивно-рационалистичес-
ким соображениям: смешно-де думать, что Бог изменит пред­
установленный Им ход событий по нашей просьбе), Толстой
ставил человека одного перед лицом превышающих его чело­
веческие силы требований ригористической морали (истол­
кованной к тому же у Толстого в заостренно-однобоком и
при этом резко-фанатическом духе). Но в христианстве че­
ловек стоит не один перед лицом этих повышенных требова­
ний и зовов нового духовного бытия: он участвует духовно
в жизни и подвиге Того, Кто отдал Себя в жертву в безмер­
ном послушании Отцу. Он бы л «охвачен» — говоря словами
алостола Павла — «любовию Христовой» и его благодатным
присутствием: «Ж иву уже не я, но живет во мне Христос».
Но это отвергалось Толстым в его самонадеянно-холодном,

225