Page 231 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992
P. 231
ных черт его творческого стиля (наряду с мастерски прове
денной сложностью фабулы и запутанностью интриги, при
ближающейся иногда почти к типу детективных романов
или романов с приключениями в стиле Eiugene Sue и
некоторых произведений Ж орж Занд) является огромное —
может быть, диспропорциональное на наш взгляд — коли
чество неуравновешенных, истерических, кричащих, вопя
щих, волнующихся, часто кривляющихся и выставляющих
себя на показ субъектов. Поражает нескромность, несдер
жанность, часто отсутствие внутреннего целомудрия, внут
ренней стыдливости в душевных переживаниях многих из
них. Все они тащат наружу, разглашают, разглагольствуя,
направо и налево сокровеннейшие движения собственной
души. С таким же отсутствием стыдливости и меры врыва
ются они иногда в интимную жизнь других, почти незнако
мых людей, лезут с непрошенными указаниями и рассужде
ниями. Это иногда — сплошная истерика, сплошное клику
шество, при этом часто на фоне радикального, самоуверенно
го и душевно несдержанного интеллигентства. Но особенно
любит Достоевский типы добровольных шутов, психологи
ческих «приживальщиков», находящих наслаждение в бо
лезненном самоунижении, в истерическом, шутовском само-
оплевании, в бесстыжем, навязчивом, заискивающем (при
этом ненужном) «лебезении» на потеху другим. Это не юродст
во, не смирение подлинных юродивых, а болезненно-сладо
страстное, и желчное и вместе с тем, изломанно-отталкиваю
щее, фиглярски-надрьгвное надругательство над основами
собственного человеческого достоинства, собственной нрав
ственной личности. Вообще отталкивающего много в этой
массе кричащих, волнующихся, несдержанных, истеричес-
киькликушеских персонажей Достоевского. Конечно, далеко
не все такие, но таких немало. И, кроме того, общий тон
вэбудораженности душевной, повышенной восприимчивости,
доходящей -— как мы говорили — часто до истерии, до без
мерности, до нездоровой возбужденности, царигг над его про
изведениями. Мы просто утомлены этими кричащими, вол
нующимися субъектами и вместе с тем мы зачарованы
захватывающей напряженностью действия и гениальной
цлубиной произведений Достоевского. Но мы понимаем, мы
чувствуем, что они могут действовать нездорово и душевно
расслабляюще и мучающе и могут отталкивать. Ибо искус
ство в изображении человеческой психологии и, в первую
очередь, ее болезненно неуравновешенных, истерических
228