Page 238 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992
P. 238

кость  Сына  Божгая  Иисуса  Христа?  (ибо  вся  вера  только  в  этом  и
      состоит)».  И  далее:  «Источник  жшнм  и  .спасения  от  отчаяния  всех
      людей  и  условие  для  бытия  всего  мира  заключается  в  трех  словах:
      «Слово плоть быклъ»  и в вере в  эти олюва».
          Достоевский  любит  образ  Христа  с  безмерной,  благо­
      говейной —  можно сказать —  ревнивой любовью. Это —  выс­
      шее  из  всего,  что  есть,  что  было  и  что  будет  в  мире.  Нет
      ничего равного по  красоте,  по величию  и по захватывающей
      силе,  образу  Христа.  Но  это  не только  красота  (и  величие и
      покоряющая  моральная  сила,  это  есть  Реальность,  Божест­
      венная  Реальность,  дающая  жизнь  и  утоляющая  жажду
      души.  Как  эта  горячая  до  страстности  любовь  ко  Христу
      встает  перед  нами  из  его  знаменитого  письма,  написанного
      им  в  начале  марта  1854  года  жене  декабриста  Фонвизина
      через  несколько  дней  по  выходе  его  из  Мертвого  Доруга.
      Письмо  это  полно  глубоких  мук  и  сомнений  и вместе  с  тем
      дьппет  какой-то  агностической,  огромной,  страстной  и пара­
      доксальной  ... верой:
          «Скажу  вам,  что  в  такие  минуты  жаждешь,  как  «трава  иссох­
      шая»  веры,  и  находишь  ее, собственно  потому,  что  в  несчастьи  яснеет
      истина.  Я  скажу  вам  дро  себя,  что  я  —   дитя  века,,  дитя  неверия  и
      сомнения  до  сих  пор  и  даже  до  гробовой  крышки.  Каких  страшных
      мучений  стоило  и  стоит  мне  теперь  эта  жажда  верить,  которая  тем
      сильнее  в  душе  моей,  чем  более во  мне доводов  противных.  И  однако
      же  Бог  посылает  мне  иногда  минуты,  в  которые  я  .совершенно  спо­
      коен;  в  эти  минуты  я  люблю,  и  нахожу,  что  другими  любим,  и  в
      такие  то  минуты  я  сложил  в  себе  символ  веры,  в  котором  все  для
      меня  яюно  и  свято.  Этот  символ  очень  прост,  вот  он:  верить,  что  нет
      ничего  прекраснее,  глубже,  симпатичнее,  .разумнее,  мужественнее  и
      ,совершеннее  Христа,  и  не  только  нет,  но  —   с  ревнивой  любовью
      говорю себе,  что и не  может  быть.  Мало  того,  если  б  кто  мне доказал,
      что  Христос  вне  истины,  и  действительно  бьгло  бы,  что  исти-на  вне
      Христа,  то  мне  лучше  хотел ось  бы  оставаться  со  Хрисггом,  нежели
      с  истиной»  (№ 61,  февр.  1854 г.).
          И  это  проникает,  как  господствующая  основная  и  все-
      усиливающаяся струя  всю  зрелую  жизнь  Достевского  после
      возвращения  его  из  каторги.   «От  народа  —   пишет  он  в
      «Дневнике писателя» —  я принял вновь в мою душу Христа,
      Которого  узнал  в  родительском  доме  еще  ребенком  и  Кото­
      рого  утратил было,  когда преобразился  было  в  европейского

                                                          235
   233   234   235   236   237   238   239   240   241   242   243