Page 27 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992

берпггейн, бывший в Москве при Василии Третьем в 1517 и
1526 гг., и Мейербер, цесарский посол в 1660— 63 гг. к царю
Алексею Михайловичу. А сколько 'подлинности в этой сцене
из «Декабристов» (неоконченного романа Льва Толстого), щ е
простая деревенская старуха, Тихоновна, приходит в Моск­
ву пешком из далекой деревни к своим господам Черныше­
вым хлопотать за своего старика мужа, попавшего по недо­
разумению без вины в тюрьму. Робея, входит она в лаптях и
белых онучах в шумную людскую избу московской усадьбы
Чернышевых, но не теряет выдержки, хоть и оробела. «Бла­
говидная», «в правильном деревенском наряде», сначала
кладет она кресты и кланяется на передний угол, не смуща­
ясь незнакомой ей обстановкой, затем уж е кланяется при­
сутствующим. Как в этой с натуры описанной картинке яр­
ко выразилась «благолепная», «истовая» укорененность в
дедовском обычае тогдашних крепких простых людей.
Мерцание лампадки перед иконой связалось таинствен­
ным образом с незабвенными воспоминаниями о матери, с
лучшими воспоминаниями детства для Константина Леонть­
ева. Весь русский домашний быт в своих подлинных выяв­
лениях жив этим, освящен этим. Обильно текла молитвенная
жизнь в недрах семьи- Уж е в том же «Домострое» Сильвест-
|ра читаем: Глава 12. «Како мужу с женою и домочадцы в
дому своем молитися. По вся дни, в вечере, мужу с женою и
с детьми и с домочадцы, кто умеет грамоте отлети вечерня,
навечерница, полунощница, с молчанием и со вниманием, и
с кроткостоянием, и с молитвой, и с поклоны. Пети внятно
и единогласно. После правила отнюдь ни пити, ни ести, ни
молву творигги... А ложася спати, всякому христианину по
три поклона в землю пред Богом положили:. А в полунощи
всегда, тайно встав, со слезами прилежно к Богу молитися,
елико вместимо, о своем согрешении: а утрю вставая, такоже,
и комуждо по силе и по желанию ... Всякому христианину
молитися о своем согрешении и пущении грехом ...»
Конечно, это — идеализированное изображение, это то,
что автор «Домостроя» выставляет как идеал, — не все так
делали. Но молитвенный строй был крепок в старой русской
семье. Опасность для старорусского 'благочестия заключа­
лась, как мы знаем, в религиозном формализме, в некоторой
склонности придавать внешнему, обрядовому, второстепен­
ному, первостепенное значение и тем материализировать ре­
лигию, превращать ее в жесткий обрядовый закон, в склон­
ности, явившейся роковой причиной раскола, не всегда пре­

24