Page 78 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992

идейного, религиозно-философского осмысления, или вернее
уразумения смысла — ибо смысл исконный не нами дан, не
нами вложен — мироздания, истории, окружающей нас дей­
ствительности, исторического момента, в котором мы живем.
Понять план Божий о мире и сделаться участниками в осу­
ществлении этого плана — вот в чем, согласно Станкевичу,
смысл нашего существования, вот к чему мы призваны.
«Как не хотеть этого?» пишет 23-летний Станкевич своему
другу Неверову, — «не хотеть нам, которые толкуем о жиз­
ни, о благе, о человечестве, о средствах быть ему полезным?
■— Но быть полезным — неужели значит указать средства к
пропитанию, к спокойному житью, к удобствам жизни, к
эгоистическому образованию, которое бы умножало удоволь­
ствия жизни? Не лучше ли внушить ему высокие убеждени-
ния, сознание своего достоинства, христианские истины? ..
Нет, мой друг! Истина должна быть жива и плодотворна4в.»
«Кроме того, — пишет он тому же месяцем позднее, — при­
знаюсь Тебе, друг мой, ход человеческого ума, его стройное
развитие и приращение, вечная истина, облекающаяся в раз­
ные одежды соответственно веку и народу, и все более яв­
ляющая свою сущность — какое явление может быть зани­
мательнее? Одно отвлеченное знание может иссушить душу,
но оно должно быть фокусом, который собирает лучи, рас­
сеянные по обширной стране знания, и в свою очередь оза­
ряет е е 47)». «Кто безкорьгстно ищет истины, тот уже очи­
щает душу и приготовляет ее к принятию Божества. Царст­
во истины — Царство Божие; оно в мире, но не от мира 48) » . ..
Характерно и для Станкевича, как это было и для «Лю ­
бомудров» и Веневитинова, это искание духовной связи в
явлениях мира, великого, основного единства, основной ду­
ховной, творческой сути, духовного ядра в жизни мира и че­
ловечества. Это стоит в тесной связи с увлечением их гер­
манской идеалистическо-романтической философией — шел-
лингианством (позднее, в кружке Станкевича, и философией
Гегеля). Станкевич умеет и другим передавать этот свой
внутренний импульс, зажечь их своим горением. Отсюда —
огромное педагогически-очищающее и будящее воздействие
его личности, о которой единогласно говорят современники.
Недаром он пишет в одном из своих писем: «Я еще более
хочу убедиться в достоинстве человека и, признаюсь, хотел
бы потом убедить других и пробудить в них высшие инте­
ресы 49)». Особенно ярко сказывается эта будящая, друже-
ски-педагогическая, соединенная вместе с тем с тонкой де-

75