Page 82 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992

дучи авободомыслен, не любил ни фрондерства, ни либе­
ральничания, боясь, вероятно, той же неискренности, той же
претензии, которые были ему ненавистнее всего; даже вооб­
ще политическая сторона занимала его м ало... Очевидно,
что этот кружок ж елал правды, серьезного дела, искренно­
сти и истины. Это стремление, осуществляясь иногда одно­
сторонне, было само по себе справедливо и есть явление
вполне русское... Такой кружок не мог быть увлечен ни­
какими авторитетами59)».
Литературный отзвук собраний молодежи вокруг Стан­
кевича, хотя и сознательно стилизованный под общую (бо­
лее бедную материально) студенческую среду, находим мы
в этом известном месте Тургеневского «Рудина», где флег­
матический Лежнев вспоминает о своих молодых годах и,
при рассказе о них, вдруг согревается душой.
«Попав в кружок Покорокого, я 'совсем переродился: смирился,
(расспрашивал, учился, радовался, благоговел — одним словом, точно
в храм какой •вступил. Да и в самом деле, как вспомню я наши сход­
ки, ну ей-Богу же, много в них было хорошего, даже трогательного.
Вы представьте: сошлись хщть-шесть мальчиков, одна сальная свеча
горигг, чай подается прескверный и сухари к нему старые-иреютарые;
а посмотрели бы вы на ©се наши лица, послушали бы речи наши. В
глазах у каждого восторг, и щеки пылают, и сердце бьется, и говорим
мы о Боге, о правде, о будущности человечества, о поэзии, — говорим
иногда вздор, восхищаемся пустяками; оно что за беда... Покорении
сидит, поджав ноги, подпирает бледную щеку рукой; а глаза его так
и светятся. Рудин стоит посередине комнаты и говорит, говорит пре­
красно, ни дать ни взять — молодой Демосфен перед шумящим мо­
рем; взъерошенный поэт Субботин издает, по временам, и как бы во
сне, отрывистые восклицания; два-три новичка слушают с торжест­
венным наслаждением... А ночь летит тихо и плавно, как на крыль­
ях. Вот уже и утро сереет, и мы расходимся, тронутые, веселые,
честные, трезвые (вина у нас и в помине тоцца не было), с какой-то
приятной усталостью на душ е... и даже на звезды как-то доверчиво
глядишь, словно они и ближе стали и понятнее... Эх, славное было
время тогда, и не хочу я верить, чтобы оно пропало даром. Да оно и
не пропало, — не пропало даже и для тех, которых жизнь опошлила
потом. . . »

В образе Покорского Тургенев, по его собственным сло­
вам (как мы уже видели), хотел изобразить Станкевича.
Тридцатые, сороковые и пятидесятые годы. Время уси­

79