Page 80 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992
P. 80

В  записках  и письмах  к нему  особенно много  беспечно­
      шутливого,  непринужденного  тона.  Мы  видим  в  них,  как
      растет  и  крепнет  это  умственное  и  душевное  сближение  в
      атмосфере юношеской веселости.
          «Любезный  Геиварь.  Приезжай,  прошу тебя,  ко  мне побеседовать
      о  беюсмертии  души  и  о  прочем.  Сегодня пятница:  мы  всегда,  видимся
      в  этют  день;  меня  так  и  тянет  побеседовать  с  тобой.  Брось  диссерта­
      цию —  поболтаем —  мысли  посвежеют53)»,
      пишет  18-летний  Станкевич.  В  другой  записке  он  подписы­
      вается:  «Весь твой Ноябрь  Станкевич™)».
          Духовный и умственный  жар  соединяется у  Станкевича
      не  только  с  веселостью  характера,  но  и  с  большой  мягко­
      стью,  терпимостью  и  любвеобильностью  в  отношении  к  лю­
      дям и с  сильно  развитым религиозным чувством.  Мы подхо­
      дим  здесь  к  одной  из  главных  причин  его  воздействия  на
      людей.  Была  какая-то  скрытая  питающая  струя  его  лично­
      сти,  сокровенный  жизненный  нерв,  прикосновение  к  чему-
      то  Высшему,  что  рано  стало  сказываться  в  этом  жизнера­
      достном  юноше  и  мало-по-малу  приподнимало  его  на  более
      высокую,  более  зрелую  плоскость  развития.  Этот  внутрен­
      ний рост  стоит,  повидимому,  в  связи с  его  болезнью,  которая
      углубила  его  личность и которая уже рано стала  сказывать­
      ся  характерными  головокружениями,  тошнотой,  головными
      болями,  слабостью,  большим  упадком  сил.  Двадцати  семи
      лет  он  умер  от  чахотки.  Он  рано  стал  нести  свою  болезнь
      (хотя  боролся  с  ней  и  лечился  до  конца,  вое  надеясь  выле­
      читься),  как посланный ему от Бога крест,  и рано приучился
      смиряться  перед  волей  Божьей.  Нелегко  ему  это  сначала
      давалось,  ему  хотелось жить,  он любил жизнь,  его  увлекала
      идея творчески-одухотворенного  подхода  к жизни.  Особенно
      интимно  звучит  одно  место  из  письма  22-летнего  мальчика
      к другу его Неверову:

          «Друт  мой.   Я  -верю  еще  .в  особенный  Промысел,  бдящий  над
      жизнью  каждого;  кто  хочет  быть  человеком,  он  подает  ему  на  это
      средства:  иному  счастье,  иному  бедствие.  Да,  кажется,  нулсно  что-то
      от  мира  для  полноты  этого  счастья,  но  —  да  будет  воля  Е го ...  Я  го­
      ворю:  «Господи,  буди  в  сердце  моем  и  дай  мне  совершить  подвиг  на
      земле»;  и,  ©слм  слезящийся  взюр  обратится  к  Нему  с  другой,  неволь­
      ной  молитвой,  я  говорю:  «... но да  будет, н|е  якоже  аз  хощу,  ню  якюже
      Ты  хощеши».  Когда  вся  тяжесть  пожертвований  без  вознаграждений

                                                           77
   75   76   77   78   79   80   81   82   83   84   85