Page 79 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992

лихатеосггью, струя в его письмах к молодому Грановскому.
Он убеждает его не отдаваться только нанизыванию фактов,
не робеть перед мыслью, старающейся оспзетить нам смысл
исторического .процесса.
«Когда же нибудь надо отбросить эту рабскую уступчивость, эту
ученическую скромность, (стать лицом к лицу с этими обольстителями
души, которые тайной, »странной надеждой поддерживают жизнь ее,
и пютр|ебоватъ от них вразумительного ответа ... Нет. Человек может
знать, что хочет, по крайней мере, может устроить хаос своих по­
знаний (и быть в единстве с самим собой, одушевить науку одной
светлой идеей — и этого мы вправе ждать и требовать от тебя,
милый Грановский, которым не овладел демон мира сего и который
без корыстно готовит себя на служение мысли... Дрочь •интересы бед­
ных голов — что за нужда, в котором году ни умер Александр М а­
кедонский: довольно, что он жил и переродил вселенную — а, если
это знать, так знать для того, чтобы понять, что такое вс;ел1енна(Я...
Мужество, твердость, Грановский. Не бойся этих формул, этих костей,
которые облекутся плотью и возродятся духом по глаголу Божию,
по глаголу души твоей. Твой предмет — жизнь человечества, ищи же
в этом человечестве образа Божия, но прежде приготовься трудными
испытаниями — займись философией. Занимайся тем и другим — эти
переходы из отвлеченностей к конкретной жизни и снова углубление
в себя — наслаждение. Тысячу раз бросишь ты книги, тысячу раз
отчаешься, и снова исполнишься надежды, но верь, — и иди путем
своим50) ... »
Он сам прошел через период духовной спячки, внутрен­
ней неудовлетворенности, покуда не натолкнулся на мир
идей.
«Грановский. Веришь ли — оковы спали с души, когда я увидел,
что вне одной всеобъемлющей идеи нет знания; что жизнь есть само-
наслаждение любви и что все другое — призрак. Да, это мое твердое
убеждение. Теперь есть цель передо мной: я хочу полного единства
в мире моего знания, хочу дать себе отчет в каждом явлении, хочу
видеть связь его с жизнью целого мира, его необходимость, его роль
в развитии одной идеи. Что бы ни вышло, одного этого я буду
искатьб1)».
Другу своему, Януарию Неверову, переехавшему из
Москвы в Петербург, 20-легший Станкевич пишет: «Храни
только то, что в Петербурге называют мечтами, а в Москве
сокровищем души, святыней сердца 52)».

76