Page 291 - Наше дело правое

красивую голову, — а теперь знаю… Не поверну я, как Сын Господень не

повернул, когда его о том молили. Знал Он судьбу свою, а пошел, принял
смерть от каменьев и тем всех нас спас. Не судил он друзей своих, и мать
свою, и невесту свою, что оставили они его, что не пошли с ним на
площадь, не говорили истину, не стояли под каменьями… И я тебя не сужу,
но с дороги своей не сверну. За мной все земли роскские, все храмы
Господни, все старики, да женщины, да дети малые. Как же я их Орде
отдам, на гордыню свою променяю?
— Так не отдавай! — сверкнул глазами непохожий на Леонида
роск. — Возьми меч и встань против саптар, как сама земля нам велит.
— Не земля, — Гаврила Богумилович говорил безнадежно и устало, —
гордыня твоя говорит и страх твой. Знаю, смел ты с мечом, смерти в поле
не побоишься. Думаешь, мертвые сраму не имут, ан нет! Позор тому, кто
гордыне своей в жертву землю родную приносит. И тому позор, кто из
страха за меч хватается. Боишься ты, Арсений Юрьевич, шапку княжью в
грязь уронить. Не смерти боишься — плена. Что прикуют тебя, князя
тверенского, посреди юртайского базара к собачьей миске, если не хуже…

— А ты не боишься, значит?
— Боюсь, как и Сын Его боялся. Но иду, как Он шел, так как кроме
меня некому. Потомки Дировы двоих нас приговорили умилостивить хана,
да князю тверенскому недосуг. Зайца ему обогнать надобно… Ну и пусть
его… Мог бы я, брат мой бывший, принудить тебя. Людей твоих перебить,
а тебя самого Обату отвезти хоть живого, хоть мертвого. Сам видишь, по
силам мне то, ну да Господь с тобой. Беги, спасайся, тверенич. Знаю,
непросто тебе, так и оставившим Его непросто было…
— С Сыном Его себя равняешь?! — Это был не крик, шепот, но какой
же страшный.
— Куда мне, Арсений Юрьевич, — опустил глаза Гаврила
Богумилович. — За Ним все были — и рожденные, и не родившиеся еще.
— Это так, за Ним все были, а за мной — Тверень и Резанск, но их я

обороню. Слышишь, ты, Болотич, князь Залесский?!
— Слышу, княже, слышу. И Он слышит.

3

Уехали твереничи, исчезли, затерялись во вновь вскинувшейся метели.
Последним хлестанул коня похожий на князя, как не всякий брат походит,
боярин, снежными, пластающимися в беге волками побежала следом